На дороге жизни - Александр Розенбаум

В пальцы свои дышу —

Не обморозить бы.

Снова к тебе спешу

Ладожским озером.

Долго до утра в тьму зенитки бьют,

И в прожекторах «Юнкерсы» ревут.

Пропастью до дна раскололся лёд,

Чёрная вода, и мотор ревёт:

«Вправо!»

…Ну, не подведи,

Ты теперь один правый.

Фары сквозь снег горят,

Светят в открытый рот.

Ссохшийся Ленинград

Корочки хлебной ждёт.

Вспомни-ка простор шумных площадей,

Там теперь не то — съели сизарей.

Там теперь не смех, не столичный сброд —

По стене на снег падает народ — голод.

И то там, то тут в саночках везут голых.

Не повернуть руля,

Что-то мне муторно…

Близко совсем земля,

Ну, что ж ты, полуторка?..

Ты глаза закрой, не смотри, браток.

Из кабины кровь, да на колесо — ала…

Их ещё несёт, а вот сердце — всё.

Стало.

В пальці свої дихаю —

Не обморозити би.

Знову до тебе поспішаю

Ладозьким озером.

Довго до ранку в темряву зенітки б'ють,

І в прожекторах «Юнкерси» ревуть.

Прірвою до дна розколовся лід,

Чорна вода, і мотор реве:

"Вправо!"

…Ну, не підведи,

Ти тепер один правий.

Фари крізь сніг горять,

Світлять у відкритий рот.

Посохлий Ленінград

Корочки хлібної чекає.

Згадай-но простір галасливих площ,

Там тепер не — з'їли сизарів.

Там тепер не сміх, не столичний зброд —

По стіні на сніг падає народ голод.

І то там, то тут у саночках везуть голих.

Не повернути керма,

Щось мені нудно…

Близько земля,

Ну, що ж ти, півторка?

Ти очі закрий, не дивись, братку.

З кабіни кров, так на колесо — ала...

Їх ще несе, а ось серце — все.

Стало.