Гербарий - Владимир Высоцкий

Лихие пролетарии, закушав водку килечкой,

Спешат в свои подполия налаживать борьбу, —

А я лежу в гербарии, к доске пришпилен шпилечкой,

И пальцами до боли я по дереву скребу.

Корячусь я на гвоздике, но не меняю позы.

Кругом — жуки-навозники и мелкие стрекозы, —

По детству мне знакомые — ловил я их, копал,

Давил, — но в насекомые я сам теперь попал.

Под всеми экспонатами — эмалевые планочки, —

Все строго по-научному — указан класс и вид…

Я с этими ребятами лежал в стеклянной баночке,

Дрались мы, — это к лучшему: узнал, кто ядовит.

Я представляю мысленно себя в большой постели, —

Но подо мной написано: «Невиданный доселе»…

Я гомо был читающий, я сапиенсом был,

Мой класс — млекопитающий, а вид… уже забыл

В лицо ль мне дуло, в спину ли, в бушлате или в робе я —

Стремился, кровью крашенный, как звали, к шалашу, —

Но на тебе — задвинули в наглядные пособия, —

Я злой и ошарашенный на стеночке вишу.

Оформлен как на выданье, стыжусь, как ученица, —

Жужжат шмели солидные, что надо подчиниться,

А бабочки хихикают на странный экспонат,

Сороконожки хмыкают и куколки язвят.

Ко мне с опаской движутся мои собратья прежние —

Двуногие, разумные, — два пишут — три в уме.

Они пропишут ижицу — глаза y них не нежные, —

Один брезгливо ткнул в меня и вывел резюме:

«Итак, с ним не налажены контакты, и не ждем их, —

Вот потому он, гражданы, лежит y насекомых.

Мышленье в нем не развито, и вечно с ним Че-Пе, —

А здесь он может, разве что, вертеться на пупе».

Берут они не крyто ли?!

— меня нашли не во поле!

Ошибка это глупая — увидится изъян, —

Накажут тех, кто спутали, заставят, чтоб откнопили,

И попаду в подгруппу я хотя бы обезьян.

Нет, не ошибка — акция свершилась надо мною, —

Чтоб начал пресмыкаться я вниз пузом, вверх спиною, —

Вот и лежу, расхристанный, разыгранный вничью,

Намеренно причисленный к ползучему жучью.

Червяк со мной не кланится, а оводы со слепнями

Питают отвращение к навозной голытьбе, —

Чванливые созданьица довольствуются сплетнями, —

А мне нужны общения с подобными себе!

Пригрел сверчка-дистрофика — блоха сболтнула, гнида, —

И глядь — два тертых клопика из третьего подвида, —

Сверчок полузадушенный вполсилы свиристел,

Но за покой нарушенный на два гвоздочка сел.

А может, все провертится и соусом приправится…

В конце концов, ведь досточка — не плаха, говорят, —

Все слюбится да стерпится, мне даже стали нравиться

Молоденькая осочка и кокон-шелкопряд.

Да, мне приятно с осами — от них не пахнет псиной,

Средь них бывают особи и с талией осиной.

И кстати, вдруг из кокона родится что-нибудь

Такое, что из локонов и что имеет грyдь…

Паук на мозг мой зарится, клопы кишат — нет роздыха,

Невестой хороводится красивая оса…

Пусть что-нибудь заварится, а там — хоть на три гвоздика, —

А с трех гвоздей, как водится, дорога — в небеса.

В мозгу моем нахмуренном страх льется по морщинам:

Мне будет шершень шурином — а что мне станет сыном?..

А не желаю, право же, чтоб трyтень был мне тесть!

Пора уже, пора уже напрячься и воскресть!

Когда в живых нас тыкали булавочками колкими —

Махали пчелы крыльями, пищали муравьи, —

Мы вместе горе мыкали — все проткнуты иголками, —

Забудем же, кем были мы, товарищи мои!

Заносчивый немного я, но — в горле горечь комом:

Поймите, я, двуногое, попало к насекомым!

Но кто спасет нас, выручит, кто снимет нас с доски?!

За мною — прочь со шпилечек, сограждане жуки!

И, как всегда в истории, мы разом спины выгнули, —

Хоть осы и гундосили, но кто силен, тот прав, —

Мы с нашей территории клопов сначала выгнали

И паучишек сбросили за старый книжный шкаф.

Скандал потом уляжется, зато y нас все дома,

И поживают, кажется, вполне не насекомо.

А я — я нежусь ванночкой без всяких там обид…

Жаль, над моею планочкой дрyгой уже прибит.

Лихі пролетарі, закушавши горілку кільце,

Поспішають у свої підпілля налагоджувати боротьбу,—

А я лежу в гербарії, до дошки пришпилений шпилькою,

І пальцями до болі я по дереву шкребу.

Корчуся я на гвоздиці, але не змінюю пози.

Навколо — жуки-гнійники та дрібні бабки, —

По дитинству мені знайомі — ловив я їх, копав,

Тиснув,— але в комахи я сам тепер потрапив.

Під усіма експонатами — емалеві планочки, —

Все строго по-науковому - зазначений клас і вид ...

Я з цими хлопцями лежав у скляній баночці,

Билися ми,— це на краще: дізнався, хто отруйний.

Я являю подумки себе у великому ліжку, —

Але піді мною написано: «Небачений досі»…

Я гомо був читаючий, я сапієнсом був,

Мій клас — ссавець, а вид… вже забув

Обличчя мені дуло, в спину, в бушлаті або в робі я

Прагнув, кров'ю фарбований, як звали, до куреня,—

Але на тобі — засунули в наочні посібники, —

Я злий і ошелешений на стінці вішу.

Оформлений як на видання, соромлюся, як учениця,

Гудять джмелі солідні, що треба підкоритися,

А метелики хихикають на дивний експонат,

Сороконіжки хмикають і лялечки в'язують.

До мене з побоюванням рухаються мої побратими колишні—

Двоногі, розумні, два пишуть три в розумі.

Вони пропишуть іжицю - очі у них не ніжні, -

Один гидливо тицьнув у мене і вивів резюме:

«Отже, з ним не налагоджені контакти, і не ждемо їх, —

Ось тому він, громадяни, лежить у комах.

Мислення в ньому не розвинене, і вічно з ним Че-Пе,

А тут він може, хіба що, крутитися на пупі».

Беруть вони не крито чи?!

— Мене знайшли не в полі!

Помилка це дурна — побачиться вада, —

Покарають тих, хто сплутали, змусять, щоби відкнопили,

І потраплю в підгрупу я хоча би мавп.

Ні, не помилка — акція відбулася наді мною, —

Щоб почав плазати я вниз пузом, вгору спиною, —

Ось і лежу, розхристаний, розіграний внічию,

Навмисно зарахований до повзучого жуча.

Черв'як зі мною не кланиться, а води зі сліпнями

Живлять огиду до гнойової голоти,

Чванливі твориці задовольняються плітками, —

А мені потрібні спілкування з подібними собі!

Пригрів цвіркуна-дистрофіка — бліха збовтнула, гнида, —

І дивись— дві терті клаптики з третього підвиду, —

Цвіркун напівзадушений впівсили омріяв,

Але за спокій порушений на два гвоздики сіл.

А може, все прокрутиться і соусом приправиться ...

В кінці кінців, адже досточка неплаха, кажуть,

Все злюбиться та стерпиться, мені навіть стали подобатися

Молоденька осочка і кокон-шовкопряд.

Так, мені приємно з осами — від них не пахне псиною,

Серед них бувають особини і з талією осиною.

І до речі, раптом з кокона народиться що-небудь

Таке, що з локонів і що має грудь…

Павук на мозок мій сяє, клопи кишать - немає відпочинку,

Нареченою пишається красива оса.

Хай щось завариться, а там — хоч на три гвоздики, —

А з трьох цвяхів, як водиться, дорога — в небеса.

У моєму моєму похмурому страх ллється по зморшках:

Мені буде шершень шурином - а що мені стане сином?

А не бажаю, право ж, щоб трютен був мені тесть!

Пора вже, пора вже напружитися і воскрести!

Коли в живих нас тикали шпильками колкими —

Махали бджоли крилами, пищали мурахи, —

Ми разом горе микали — всі проткнуті голками, —

Забудемо ж, ким були ми, товариші мої!

Зарозумілий трохи я, але в горлі гіркота комом:

Зрозумійте, я, двоноге, потрапило до комах!

Але хто врятує нас, виручить, хто зніме нас з дошки?!

За мною — геть зі шпильок, співгромадяни жуки!

І, як завжди в історії, ми разом спини вигнули,—

Хоч оси і гундосили, але хто сильний, той правий, —

Ми з нашої території клопів спочатку вигнали

І павучок скинули за стару книжкову шафу.

Скандал потім вляжеться, зате у нас удома,

І поживають, здається, цілком не комахи.

А я — я не маю ванни без будь-яких там образ…

Шкода, над моєю планочкою іншою вже прибитий.